О Вербе и «Вербное Воскресенье» в литературных произведениях

Верба– первая из деревьев в наших краях пробуждается от зимнего оцепенения. Наверное, поэтому оскромной нашей вербе написано немало. Она, верба, заняла своё почётное место в фольклоре. С давних времён, как только луга покрывались первой травкой, сельская молодёжь устраивала традиционные весенние игры, водила хоровод, напевая веснянку: «Ой, верба, вербица! Время тебе, вербица, развиться!»

О вербе написано немало литературных произведений:

Вербочки

Мальчики да девочки

Свечечки да вербочки

Понесли домой.

Огонёчки теплятся,

Прохожие крестятся,

И пахнет весной.

Ветерок удаленький,

Дождик, дождик маленький,

Не задуй огня!

В Воскресенье Вербное

Завтра встану первая

Для святого дня.

А. Блок

Верба

Осторожные берёзы

Прячут листья от Мороза:

Вдруг опять придёт старик!

Он, Мороз, шутить привык.

У корней ледок хрустящий,

Тонкий, звонкий, настоящий.

А вот верба у колодца

Распушилась и смеётся.

Как зайчиха на дворе,

Вся в пуховом серебре.

Что ж ты, верба, от Мороза

Не таишься, как берёза?

«Я над старым подшучу —

Обмануть его хочу!

Я пуховые платочки

Надеваю на листочки».

Е. Трутнева

Верба

Сиянье, плеск и щебет во дворе…

А верба вся в пушистом серебре:

Вот-вот сорвутся да и улетят

Комочки этих сереньких утят. Притронешься, погладишь — как нежны

Доверчивые первенцы весны!

Е. Благинина

Апрель

Верба, верба, верба,

Верба зацвела.

Это значит, — верно,

Что весна пришла

Это значит — верно,

Что зиме конец.

Самый, самый первый

Засвистел скворец.

Засвистел в скворечне:

Ну, теперь я здешний.

Но весне не верьте,

Слышен ветра свист.

Ветер, ветер, ветер

По дорогам вертит

Прошлогодний лист.

Все апрелю шутки!

Сельский детский сад

Утром скинул шубки,

В полдень — снегопад.

Но не так уж скверно

Обстоят дела,

Если верба, верба —

Верба зацвела.

А. Барто

***

Уж верба вся пушистая

Раскинулась кругом;

Опять весна душистая

Повеяла крылом.

Станицей тучки носятся,

Тепло озарены,

И в душу снова просятся Пленительные сны.

Везде разнообразною

Картиной занят взгляд,

Шумит толпою праздною

Народ, чему-то рад…

Какой-то тайной жаждою

Мечта распалена —

И над душою каждою

Проносится весна.

А. Фет

Праздник вербы

Уже распались куколки,

Их бабочки прожгли.

Пушистые распуколки

На вербах зацвели.

Пред Вербным воскресением,

Всех тех, кто молодой,

С усмешками, и с пением,

Обрызгали водой.

Водою обливали их:

Пусть свежей будет грудь.

И вербой ударяли их:

Как верба нежным будь.

Втыкали вербу малую

За образа, в углах,

Чтоб силой смертно-алою

Не встал пожар в домах.

Свети нам, радость здешняя,

Цветы, земля, вода.

Цвети нам, верба вешняя,

Цвети с Весной всегда.

К. Бальмонт

На вербе

Солнце брызжет, солнце греет.

Небо – василек.

Сквозь березки тихо веет

Теплый ветерок.

А внизу все будки, будки

И людей – что мух.

Каждый всунул в рот по дудке –

Дуй во весь свой дух!

В будках куклы и баранки,

Чижики, цветы…

Золотые рыбки в банке

Раскрывают рты.

Все звончее над шатрами

Вьется писк и гам.

Дети с пестрыми шарами

Тянутся к ларькам.

«Верба! верба!» в каждой лапке Бархатный пучок.

Дед распродал все охапки –

Ловкий старичок!

Шерстяные обезьянки

Пляшут на щитках.

«Ме-ри-кан-ский житель в склянке Ходит на руках!!»

Пудель, страшно удивленный, Тявкает на всех.

В небо шар взлетел зеленый,

А вдогонку – смех!

Вот она какая верба!

А у входа в ряд –

На прилавочке у серба Вафельки лежат.

Саша Черный

О вербе написано немало рассказов и сказок.

Л.ВОРОНКОВА «ДЕВОЧКА ИЗ ГОРОДА» (отрывок)

На самом краю оврага среди ольховых кустов стояла молодая верба. Её тёмно-красные ветки были украшены белыми шелковистыми комочками. Это было самое весёлое, самое нарядное деревце во всём перелеске. Девочки стали думать, как бы достать вербушку. На дне оврага лежал глубокий снег. Только Таиска долго думать не стала – полезла прямо через сугроб. Местами наст выдерживал её, местами нет, и тогда Таиска проваливалась выше колен и барахталась в жёстком снегу. Снег набился ей в рукава и в валенки. Но Таиска всё-таки добралась до вербы. – Эй, вербушка! Девчонки, видя такую удачу, тоже полезли через сугроб. И Валентинка полезла. Ей было и страшно – а вдруг провалишься с головой – и интересно: ей ещё никогда не приходилось перелезать через такой сугроб. Будто она моряк, который отправляется в широкое море и не знает, переплывёт его или нет. Когда ноги скользили по блестящей корочке наста, ей казалось, что она идёт, не касаясь земли. Когда вдруг с хрустом ломался наст, ей чудилось, что она стремглав летит куда-то в пропасть… Она выкарабкивалась, отряхивала снег и смеялась вместе с девчонками. Вот и верба! Какая она пушистая, как она расправила свои ветви, даже ломать её жалко! Но Валентинке жалко, а Таиске не жалко – она уже целый пук наломала. И Варе с Алёнкой не жалко – они тоже ломали и кромсали тёмно-красные ветки. И Романку не жалко. Он стоит на тропинке и кричит, чтоб Таиска ломала больше – на его долю. Но не идти же Валентинке домой с пустыми руками! Она отломила одну пушистую ветку. Какая сочная и как остро пахнет, когда отломишь! «Ещё зима, а она цветёт», – подумалось Валентинке. Но, оглянувшись кругом, она среди чёрных деревьев увидела кусты, увешанные красно-бурыми серёжками. Что такое? Кругом блестит снег, а кусты стоят и красуются, будто уже май наступил на улице. Красные серёжки над снегом! А вот и ещё чудеснее: низенькие кустики внизу оврага подёрнулись, словно туманом, лёгкой зеленью. Ещё зима кругом, ещё спят ёлки и большие деревья стоят совсем голые и безмолвные. Но что же волшебное случилось здесь? Может, сама Весна была этой ночью в перелеске и дотронулась до этих кустов?..

Л. ВОРОНКОВА «КАТИН ПОДАРОК» Дорога спускалась к ручейку. Внизу стояла верба. Её мягкие пушистые цветы-барашки блестели на солнце. Катя полезла по высокому сугробу, добралась до вербы и наломала целую охапку веток с барашками. Катя принесла вербу домой, разделила её на два букета. Один подарила маме, а другой — бабушке. Мать посмотрела на бабушку, а бабушка на мать, обе улыбнулись и поцеловали Катю.

НИКОЛАЙ СЛАДКОВ «ИВОВЫЙ ПИР» Зацвела ива — гости со всех сторон. Кусты и деревья вокруг ещё голые, серые. Ива среди них — как букет, да не простой, а золотой. Каждый ивовый барашек — как пуховый жёлтый цыплёнок: сидит и светится. Пальцем тронешь — пожелтеет палец. Щёлкнешь — золотой дымок запарит. Понюхаешь — мёд! Спешат гости на пир. Шмель прилетел: неуклюжий, толстый, мохнатый, как медведь. Забасил, заворочался, весь в пыльце измазался. Прибежали муравьи: поджарые, быстрые, голодные. Набросились на пыльцу, и раздулись у них животы, как бочки. Того и гляди, ободки на животах лопнут. Комарики прилетели: ножки сложены горсточкой, крылышки мельтешат. Крошечные вертолётики. Жуки какие-то копошатся. Мухи жужжат. Бабочки крылья распластали. Шершень на слюдяных крыльях, полосатый и злой, как тигр. Все гудят и торопятся. И я там был, медовые барашки нюхал. Вот отцветёт ива, зазеленеет, потеряется среди других зелёных кустов. Тут и пиру конец. 

СЕЛИН ВАДИМ «ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ» (сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве, в небольшой русской деревеньке, утопающей в зелени полей и лесов широких, жила девушка Настенька. Пригожая девица, ласковая, трудолюбивая: и коровушек насытит, и поле всполет, и братьев с сестрами обогреет да пожалеет. Но была у Настеньки незадача: ни один паренек ладный ее не любил, не голубил. Сошьет Настенька платье новое, красивое, из тканных нитей, с петухами красными да узорами замысловатыми, пойдет с подругами — румяными девицами гулять. Подруги рядные друзей сыщут, а на Настеньку никто не глядит даже, хоть Настенька краше подруг была: щеки румяные, кожа белая, коса русая до пят, кокошник золотистый, нитями золотыми расшитый. А подруги хуже стались: волосы соломой, кожа смуглая, солнцем опаленная. Никакие наряды и прически не помогали Настеньке. Даже синий шелковый пояс матушкин бессилен был. Отчаялась Настенька, побежала к любимой ивушке, росшей на поле колосковом. Присела девица под деревце ласковое, обняла кору шершавую, пригорюнилась и зарыдала. — Ивушказелёная, веточки раскидистые! Дедушка Ветерок могучий! Матушка Земля урожайная, не мыслю я, что делать! Никто меня не любит, не ласкает, сердце мое чистое любви не знает. Чем я хуже других? Долго сидела Настенька под деревом, плакала, изливала просторам русским душу. Сжалился над Настенькой Ветер-дедушка древний и донес Настенькины слова до Петруши — сына отцового. Почуял сердцем Петруша беду Настеньки, и побежал к ней. Взлюбил он Настеньку со слов Ветровых. О такой девице он мечтал всю жизнь. Полюбили друг дружку Петруша да Настенька и свадьбу широкую, с медом да квасом затеяли. Собралась на праздник веселый вся деревня: от ребенка до старика, от кошки до собаки. Все были рады за Настеньку и Петрушу, гуляли на славу. Но случилась беда горькая. Схватил Петрушу Кощей — злыдень Бессмертный и унес его в свое царство могильное. Завыли бабы, заплакали дети, расстроились мужики крепкие. Погоревала — погоревала Настенька и решила свое счастье сыскать. Собрала тугой узелок, повязала на голову платок, взяла палку прочную и пошла в Кощея — злыднево царство Петрушу отвоевывать. Шла день, другой по полям широким, по рекам глубоким, по болотам зыбучим, по лесам дремучим. «А как же я Петрушу-то у Кощея — злыдня отниму? — думала девица отважная. — Он меня враз убьет, а косточки обглодает… Нет, я рискну, посмею Петрушу, кровинушкусвою отнять!». Уверенно шагала Настенька по бескрайней земле русской и вдруг вышла к хоромам Бабы Яги — костяной ноги. Много Настенька про бабу эту слыхала: людей она варит, студень из них закладывает, на ступе летает, а помелом путь расчищает. Хотела было Настенька избежать от дома Яги — костяной ноги, но словно бревном замерла. Вышла из терема Яга, зубом щелкнула, и очнулась Настенька. — Знаю я, Настенька, куда ты путь держишь, я в своем котле прозорливом усмотрела. Петрушу ищешь? К логову Кощея — злыдня идешь? — Да! Желаю я счастье свое отвоевать. Чтоб ему пусто было, Кощею злыдню поганому! Только мужа сыскала, так исчез он на свадьбе, как осенний лист с дерева! Убью я Кощея, а Петрушу спасу! Жизни без него не воображаю. Старуха, чуть помолчав, молвила: — Помогу я тебе, Настенька, убить Кощея — злыдня Бессмертного. Сама бы искоренила его, но не могу. Стара я уже. Ох, сколько бед мне Кощей — злыдень причинил! Дам я тебе траву сильную, зашептанную волшебными словами, и кринку с водой живой. Ты траву водой сбрызни и в Кощея кинь, он враз сгинет. — А куда мне шагать? Не знаю я, где терем злыднев срублен. Призадумалась Яга и сказала: — Прямо иди, никуда не сворачивай, вон по той тропе. Выведет она тебя сразу в царство Кощеево. Ой, Настенька, убьет он тебя и Петрушу, знается мне, не по силам тебе злыдень лютый. — По силам. Я ради Петруши кого угодно осилю. — Ну что ж, удачи тебе. Спрячь траву в рукава, а кринку в подол закутай. Гляди, не затеряй. Пошла Настенька с травой да с водой живой через лес дремучий. От волков голодных отбивалась, на сырой земле отдыхала, коренья съедобные собирала, сырую воду из ключа холодного пила. Привела тропа Настеньку к болоту. Болото случилось просторное, глаза конца-края не примечают. «Что мне делать? — отчаялась Настенька. — Болото обойти, или по тропе прям в болото идти? Ворочаться нельзя, бабушка наказала не ворачивать никуда…» Шагнула Настенька в болото, наперед закрыла запором кринку, травы волшебные в лопухи свернула. Свет потемнел для Настеньки, нос жижей болотной заполнило, руки опору не замечали, а ноги потихоньку шагали. Никак болото зыбучее не кончалось. Обессилела Настенька, упала на дно и лежала там, пока одна из кикимор болотных чужачку не приметила. Достала она Настеньку из болота гнилого, на берег сухой вынесла. Как только вернулись чувства к Настеньке, она наперво подол с рукавом проверила. Все ладно: кринка и трава на месте. После девушка кикимору зеленую отблагодарила, поклонилась в хвост чешуйчатый. — Откуда ты, девица ясная, к нам в болото проявилась? Как попала сюда? Нежданно дождь могучий пошел, и разом закончился. Вышло красно солнышко, просушило вычищенное дождиком милосердным платьице Настенькино от тины болотной. Присела горемычная на берегу болота гнилого, а кикимора зеленая в болоте плавала всем телом, одна головушка над тиной высилась. — Ах, кикимора болотная, спасительница душеньки моей девичьей, Настенька я, иду Кощея — злыдня Бессмертного изгонять. Украл он муженька моего ненаглядного Петрушу во время свадьбы нашей нарядной! Не могу я жизни подумать без Петруши! — И-и-и! — резко заголосила кикимора зеленая. — Это Кощей — злыдень меня в кикимору хвостатую превратил! Меня он тоже от мужа искрал! От Славушки моего сизокрылого… — А зачем он тебя, кикимора зеленая, искрал? — Эх…, чтобы слезы людям честным доставлять, да страдания… в этом смысл жизни его, Кощея — злыдня Бессмертного… рада бы я тебе подсобить, посопутствовать, но не в силах я. Не могу на суше находиться, задыхаюсь… вот что, возьми с собой чешую мою с хвоста ядовитую, и в Кощея кинь! Отомсти ему за горе мое и Славушкино. Умрет он, злыдень, сразу. — Кикимора, как же я приберу её, чешую, в рученьки мои? Она ведь ядовитая. Погибну я! — Нет, Настенька, не помрешь ты. Чешуя только на злых действует. В твоем сердце нет места злу, добрая ты, — кикимора протянула Настеньке чешую зеленую. Припрятала девушка чешую в подол. — Иди, Настенька, иди, пока твоего Петрушу Кощей в лешего али еще в кого не превратил. И пошла Настенька по тропинке своей, несла в подоле чешую кикиморы и кринку с живой водой, а в рукаве траву волшебную. Шла Настенька день, другой, и привела девицу тропинка к зарослям терновым. Расчищала Настенька путь себе, как могла. Руками растения отодвигала, ногами шаги измеряла. Поле терновое нескончаемо было. Расцарапали иголки жгучие всё тело и одежду Настеньки. Покинули силы тело девушки, вся кровь вытекла из царапин глубоких. Упала она на землю сырую, колючками усыпанную… Услышал кабан терновый, как Настенька упала, и подошел к ней. Растолкал отважную голубку рылом своим мокрым, в сознание довел. — Что же ты, девица-красавица, в зарослях терновых делаешь? Что же ты рученьки свои белые и щечки румяные колючками портишь? — Ох, кабан терновый, иду я Кощея бесстыжего убивать, Петрушу, муженька своего милого спасать! Сел кабан на землю да затужил тяжко. — Кабан, что такое? — Настенька, украл меня Кощей — злыдень Бессмертный от жены моей кисейной, Марфуши, и кабана дикого из тела моего человечьего сотворил. Пожалела Настенька кабана, погоревала с ним вместе. — Настенька, возьми из моего хвоста — метелочки шерсти и брось её в Кощея. Жгучая шерсть моя, убьет она злыдня. Отомсти ему за меня и жену мою суженую! Видать, все глаза она выплакала от горя. Тебе шерсть не страшна, нет в твоем сердце зла! Приняла Настенька от кабана шерсть коричневую и пошла дальше по тропинке. Наконец, показался вдали замок черный, холодом от него за версту веяло. Смелая Настенька подошла к замку, ворота были сбиты из костей людских. Вошла девушка во двор Кощеев, вся земля костями да черепами человеческими вымощена. Засомневалась Настенька, идти или нет? Жив ли Петруша? Или в кого-то превращен, как кикимора с кабаном? А, может, он мертв, Кощей съел его, а кровушку выпил? Хлынули горячие Настенькины слезы из глаз, залили все кости людские. Но сердце чувствовало, Петруша жив. Раздалось из-под ног: — Иди, девушка, к Кощею, иди! За нас ему отомсти! Мы, кости, раньше живыми людьми были, нас Кощей убил. Иди, отомсти ему! Придали голоса мертвецов силы Настеньке, и пошла она к замку черному. Внутри Кощей злыдень с Петрушей сражался. Из последних сил Петруша бился, ноги уже не держали его, вот-вот Кощей парня одолеет. И Настенька кинулась в бой. Разозлился Кощей, глаза огнем красным засветились. Перенес он чудесным образом Петрушу и Настеньку в деревню Настенькину, откуда все и началось. И стал там с ними воевать, на глазах у всего народа. Стояли люди, охали, ахали, но никто в бой не ринулся, ни помог Кощея убивать. Боялись все быть погибшими. Ударил Кощей посохом по земле. Выскочили из-под посоха тысячи змей ядовитых, одна страше другой, пытались Настеньку и Петрушу искусать, яду в кровь напускать. Тут и люди осмелели, начали змеенышей тяпками да топорами уничтожать. Но змеи снова плодились, как луна каждый месяц. Вынула Настенька траву волшебную и воду живую. Щедро намочила траву, так, что в кринке одна капля осталась. Достала чешую кикиморы, шерсть кабана и кинула это все в Кощея — злыдня Бессмертного. Попала трава, чешуя и шерсть в Кощея. Заревел он, застонал, да и рассыпался в тысячу кусочков черных. Загорелись куски, и в пепел превратились, а дедушка Ветерок Могучий пепел этот разнес по далям дальним. Но один кусочек не сгорел, а в стрелу огненную, смерть с собой несущую, превратился. Змеи же все исчезли, как будто и не нарождались вовсе. Обнялись Настенька и Петруша, губы в поцелуе сердечном сплели. И в этот миг стрела огненная к Настеньке метнулась, прямо в грудь девице отважной. Потеряла Настенька силы, упала на траву зеленую, что во чистом поле росла. И умерла Настенька храброй смертью. Стрела огненная Настеньку в пепел превратила. Пролилась на прах Настенькин живая вода из кринки. Но не хватило воды, чтобы Настеньку к жизни вернуть, ведь всю воду девушка истратила на смерть Кощееву. Лишь капелька осталась, и ее оказалось мало. Смешалась капля живой воды с прахом, а прах с землей. В миг пробился на свет росточек маленький, ветрами сгибаемый. Петруша заплакал, затужил, но слезами горю не поможешь. Осталось Петруше лишь за росточком ухаживать, поливать да подкармливать его. Вместе со смертью Кощея — злыдня и гибелью Настеньки, произошло чудо чудное. Кикимора болотная прежний вид заимела, кабан дикий в парня превратился. Животные и люди рассказали им, что Кощей погиб, и Настенька тоже. Добрались они до росточка древесного разными дорогами. Возле росточка, за которым Петруша ухаживал, бывший кабан и бывшая кикимора встретились. И обнялись жаркими объятьями, ведь оказалось, что они жених и невеста, их раньше друг от друга Кощей разлучил, парень — это Славушка, а девица бывшая кикимора — Марфуша. Стали они помогать Петруши за росточком ухаживать. И выросла из росточка верба святая. Почки вербы снимали с люда усталость и боль, ветки оберегали дома от бед и напастей разных. Отростки дерева могучего, высаженные в саду, вырастали в красивые деревца, позже защищали урожай от червей злостных да гусениц ненасытных. В память о Настеньке — храброй девице, — удумал народ праздник Вербное Воскресенье. Раз в год он совершается. На гулянье люди стегают друг дружку ветками святыми, что из Настенькиного праха выращены, изгоняя болезни и горе прочь. Не забыли люди доброго дела Настенькиного.